Я приветственно помахала народу, чьи головы во множестве торчали над частоколом, и, стараясь не обращать внимания на настороженно ощетинившиеся в нашу сторону стрелами смотровые вышки, громогласно попросила открыть толстые дубовые ворота. Народ наверху зашушукался, а над изгородью появился, как я поняла, староста деревни, благообразный белобородый старик в потрепанной куртке и накинутом на плечи темном плаще. Он неторопливо обвел нас взглядом и спросил неожиданно молодым голосом:

– Зачем пожаловали, люди добрые?

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но Данте опередил меня. Он сделал шаг вперед и, склонив голову, почтительно произнес:

– Хотим пройти через Серое Урочище. Но нам нужен кров и пища, да и лошадей оставить негде…

– Через Серое Урочище, говоришь… – Старик ненадолго задумался. – А зачем, позвольте спросить?

– А вы нас впустите, мы за обедом и расскажем! – влезла неугомонная Вилька. – А то что глотку-то понапрасну драть, мы ж не дикие какие – через забор общаться!

Староста усмехнулся в бороду и махнул кому-то внизу:

– Откройте ворота.

– Нас пускают, – приободрилась Хэл.

– Рано радуешься, – буркнула я. – Видишь, они нас сразу не впустили, хоть и видели, что мы явно не нежить. Значит, они чего-то или кого-то боятся. Иначе радовались бы, а не из луков целились.

– Я с Евой согласен, – задумчиво отозвался Данте, цепким взглядом осматривая частокол. – С этой стороны забора царапины на дереве совсем свежие – два, ну, три дня максимум. А ведь эта сторона не обращена к Серому Урочищу. Вот увидишь, с той стороны забор хорошо если не в дырах будет.

– Не каркай, – одернула его я. – Нам и без внепланового нападения нечисти забот хватает.

Данте попытался изобразить беспечность, и это ему почти удалось, но глаза его оставались холодными и сосредоточенными. Получается, он чует опасность, но, скорее всего, сам не знает, откуда она исходит.

Тем временем ворота с натужным скрипом раскрылись, и мы вошли внутрь небольшого бастиона.

– Я уже говорила, что мне это не нравится? – тихо сказала Вилька, косясь на лучников, которые и не подумали опустить луки.

– Нет, но я с тобой согласна. – Я посмотрела на приблизившегося к нам старика, того самого, что разговаривал с нами. Он оказался довольно высоким, причем ни в походке его, ни в осанке не чувствовалось старческой немощи. Удивительно яркие карие глаза на изборожденном морщинами загорелом лице смотрели твердо и ясно.

И тут до меня дошло, кого он мне напоминает.

Наставник выглядел так же, когда хотел показаться простым стариком, который прожил свою жизнь и уже мало чего от нее ждет, но, как только обстановка накалялась, Лексей Вестников из изможденного худощавого старика превращался в могущественного волхва, перед яростью которого пригибались даже навьи.

Вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела его осознать:

– Вы ведь волхв, правда?

Карие глаза чуть сощурились, и староста спокойно ответил:

– Да, дитя. Ты просто догадалась или как?

– Или как, – улыбнувшись, сказала я. – Вы на моего наставника очень похожи.

– Ты хотела сказать – наставницу?

– Нет, наставника. Меня волхв воспитывал.

– Вот как… – Волхв слегка задумался. – Странно, обычно волхвы не берут на воспитание девочек…

– Ага, Лексею тоже это постоянно говорили, но он слово дал.

– Лексею? Случайно ты не о Лексее Вестникове говоришь?

– О нем самом.

Внезапно волхв хлопнул себя по колену и весело расхохотался, отчего присутствующие слегка прибалдели. Мы удивленно переглянулись, а староста, отсмеявшись, протянул мне сухую морщинистую ладонь для рукопожатия:

– Очень приятно познакомиться. Я давний друг Лексея Вестникова, волхв Силантий. Мы с твоим наставником долгое время шлялись по росским трактам, а потом мне пришла пора брать ученика, и наши дороги разошлись. Я до сих пор помню, как Лексей, когда я привел в землянку пятилетнего мальчишку, скривился и поклялся, что никогда не возьмет себе на воспитание ученика. Вижу, что обещание он сдержал – взял к себе не парня, а девку. Тебя хоть как зовут-то, дитя?

– Еваника Соловьева. И я не дитя!

– Конечно, конечно, – закивал Силантий, но в глубине карих глаз пряталась улыбка. Возможно, для волхва и моя бабушка могла бы быть малышкой… – Девочка, пойдем. Разместитесь в моем доме, все равно живу я один, а лошадей ваших в конюшню общую отведем.

Волхв Силантий развернулся и быстрым широким шагом направился вниз по узкой улице. Жители Древиц, увидев, что волхв признал нас за своих, перестали настороженно наблюдать за каждым нашим движением и дружно принялись здороваться. Даже серьезные лучники на смотровых вышках снизошли до того, чтобы приветственно нам помахать. Потом к нам подскочил какой-то невысокий шустрый паренек лет семнадцати и, восторженно поедая Вильку глазами, предложил свои услуги по определению лошадей в конюшню. Вилья ослепительно улыбнулась (паренек нервно сглотнул и покраснел) и попросила накормить и вычистить «боевых коней». Паренек отрывисто дернул головой, видимо, это должно было сойти за кивок, и, подхватив всех троих коней под узду, умчался туда, где было слышно приглушенное ржание. После чего мы вспомнили про волхва и, оглянувшись, увидели его, стоящего посреди улицы и выразительно глядящего на нас. Пришлось устыдиться и нагонять его почти бегом…

Сытые и отдохнувшие, мы сидели у волхва Силантия в горнице. Волхв неторопливо расспрашивал нас о цели путешествия, Вилька с Хэл охотно отвечали, Алин глубокомысленно поддакивал, а мы с Данте упорно молчали, чувствуя себя лишними на этом празднике жизни. Ну, с Данте все ясно – наш проводник был из неразговорчивых; к примеру, о себе он говорил на редкость скупо и мало, зато слушать умел как никто, но я-то! Признаться, в первые минуты разговора я пыталась вклиниться в неумолчный совместный монолог Вильки и Хэлириан, но вскоре потерпела поражение, так что пришлось сидеть молча. Волхв беспрестанно кивал головой, особенно когда девчонки входили в раж и начинали вести повествование чуть ли не в лицах, изображая всяких персонажей, а я только удивлялась. Ей-богу, в них пропали гениальные менестрели! Подруги рассказывали так красочно и захватывающе, что, когда повествование окончилось словами: «И вот мы стоим пред высоким частоколом Древиц…», мы с Данте переглянулись и дружно зааплодировали. Хэл покраснела, а Вилька улыбнулась и отвесила нам изящный поклон.

– Девчонки, да вам надо на ярмарке выступать, – съехидничала я, глядя на зардевшихся подруг. – Теперь буду знать – если вдруг случится так, что мы останемся без денег, вы нам живо на пропитание насобираете!

– Вот еще! – фыркнула Вилька, принимая вид оскорбленной в лучших чувствах княжны. – А на что нам тогда, спрашивается, ведунья?

– От нежити защищать, – ответила я, роясь в сумке и выкладывая перед волхвом путевые заметки наставника и карту Роси.

– Так, как ты защищаешь…

– Если можешь делать лучше – делай, я не против. Защищаю, как умею.

– Да ладно тебе, Ева. – Вилька присела на лавку рядом со мной и легонько приобняла меня за плечи. – Я не хотела тебя обидеть. У тебя неплохо получается, по крайней мере, сюда мы добрались живыми и невредимыми, а это что-то значит.

Я только рассеянно кивнула, продолжая рыться в сумке. Наконец я нашла то, что искала, и выложила на стол два потрепанных гремуара – один по практической магии, другой – по всем известным видам нечисти, включая хищную нежить. Эти книги мне дал наставник, так сказать, в качестве теоретической базы в моем дальнейшем самостоятельном обучении. Ценность книг повышалась оттого, что наставник исписал все свободное место в книгах пометками, содержащими поправки и практические советы, а для меня эти книги вообще должны были стать кладом.

Силантий с интересом раскрыл книгу по нечисти, пробежал глазами пометки на полях и довольно хмыкнул – видимо, что-то в замечаниях наставника его позабавило.